brennan savage — try my best
tell me if you hear what I'm tryna say
i can tell right away that you feel it

finit hic, deo. среди пошарпанных кирпичных стен, вымученных синяками и ссадинами трафаретов современных аэрозольных красок, что в умелых руках принимают форму авангардного искусства. юнги цепляется спиной к холодной росписи, общественному крику вернуть назад незаконно уворованный зажравшимися политиками кислород, пальцами-пауками за шею хватаясь и разделяя с глазами безумие. словно на предсмертном издыхании, одними губами шепчет концовку молитвы. finit hic, deo. как безжизненно ударяется о небо язык на последнем слове — так фрешмэн съезжает по вертикальной поверхности, измазывая бомбер в вековой пыли заброшенного склада, который давно стал прибежищем для инфантильных подростков. тысячи окурков, тысячи отпечатков чужих рук, пустые бутылки и пачки сигарет: никакого реквизита не нужно, это место уже хранит в себе сочный вайб.

перерыв пять минут, — клубы дыма в потолок после вспышки пламени, — режиссер снова в роли пассивного курильщика из-за вредных привычек восходящей звезды.

finit hic, deo. дальше бога нет. и искать бесполезно. зрачки бегают по экрану монитора, оценивая жестоко, до блевотной дотошности каждый кадр, пока подушечки пальцев катают туда-сюда никотиновую иглу, зашивать собственный рот которой мину слишком привычно. глубокий затяг и решение сделать еще пару дублей четвертой сцены. обесцененное табачное изделие щелчком выстреливает из рук, искрами разбиваясь о твердые запахи белой краски коммунальных служб, раз за разом тщетно убивающие творения новоявленных рафаэля и микеланджело. в один мах запрыгивает на капот бездыханного додж чарджера шестьдесят девятого года: пафос кирпичом с лица не содрать, а строки, — « i'm beginning to feel like a rap god, rap god  », — топором не вырубить.

если ты не свежее аллигатора, чью кожу носит на плече телка шона картера, сменяя клатч на сумку через день, вряд ли твой хлопок был громким. так, детский смех. ничего более. а может и вовсе забавная осечка. глухое цоканье, одна из пяти пустых камор, пять из шести проебанных шансов. победитель в русскую рулетку, но проигравший в звездную. никогда не слышал встревоженный крик, когда в стволе взрывается патрон, чтобы пустить пулю точно в грудь и ранить людское сердце. стать тем самым сгустком свинца, жаром растекающимся по телу слушателя пульсирующими венами. быть причиной закатанных в экстазе глаз, будто у любимой бабы новый фетиш слушать твои хрипы. ты — никто. курок сотряс воздух, поэтому и понятия не имеешь какого хуя вокруг проклятого склада так много охраны. ведь на съемках видеосопровождения для нового номера журнала, посвященного птицам высокого полета, сайфер юнги выглядит непомерно мощно, а уж название и слова, которые он для него подобрал, одним ударом стирают шансы коллег противостоять ему в равной степени.

сгусток панчей одним щелчком расщепляет на атомы, с ревущем скрежетом сминая перчатку бесконечности, что хранится у рэпера на студии в роли трофея. от трека исходит атмосфера истощавшего волка: ребра наружу, облик трупа, но при виде величественного лося инстинкты не дрогнут, сущность проснется, и пусть девяносто девять процентов, что он повиснет на острых рогах. зверь бросится на добычу. нечего терять.

немного позже вываленную груду песка [ собрание дум по треку ], а-ля рыхлый набор предложений, утрамбует специалист по этому делу, — журналист ким тэхен, — который, кажется, очень любит корейскую шавуху и лапшу на уши, иначе бы зачем по сверкающие серьги старался утопиться в андеграунде тэгу в компании дикой собаки. беседовать с ним юнги не привыкать, познакомились уже, притерлись, но диалог о высоком уровне доверия с четверкой власти террористы не ведут. колонне откровений юнги с самого начала сказал твердое нет. с любителями попиздеть в своих треках хлопот хватает, а еще и в газетах лицезреть перековерканный, вырванный из контекста и наполненный ложью желчный пузырь? к черту. вообще мин мог бы начать с этих слов их первую встречу, но какая-то часть души, видимо, самая прилежная, вырвалась наружу в виде фантомного сгустка с человеческими очертаниями и плотно закрыла властные похабные уста.

бездонный взгляд, как признак глубокого погружения в свои мысли. airpods в покое застывшие, как признак неуважения к собеседнику, и неважно, что последняя нота стихла в начале разговора. бесит все равно, но юнги как-то насрать. крутит пачку красных marlboro в руках, пяткой отчеканивая только ему известный бит, и пытается откопать в сером веществе яркие красочные моменты последних нескольких лет жизни. черт его знает. у парня за душой столько подводных камней, сколько весь мировой океан в себе не хранит, однако рассказывать на камеру очередному журналисту . . . да пошел ты, — единственная уместная фраза для прессы, — хотя завораживающий голос не спешит ее озвучивать. мин молчит на неудобный вопрос, пафосно вскидывает бровь и отшучивается, чувствуя, как хрустит грудная клетка под напором пережитков прошлого: бездонные корзины потраченного времени; сотни темных дорог, десятки пустых тоннелей, и только один ведет к свету; дюжина предательских друзей, что одну сигарету пускали по кругу, только бы вымучить немного спокойствия из набитого табаком бумажного свертка.

об этом не рассказывают вслух. об этом не рассказывают трезвым. а ким тэхен выглядит весьма настойчивым молодым специалистом, даже, можно сказать, профессионалом своего дела, который из кожи вон вылезет, но выделенную под рубрику колонку про начинающих хип-хоп звезд обязательно заполнит. к нему тянешься, встречи ждешь, прощание откладываешь. это оно — физическое определение нового человека, когда изрядно подзаебало привычное окружение. черными красками на черном мольберте, все равно, что головой долбиться в глухую стену с надеждой, что кто-то с другой стороны сделает то же самое. и это то же самое сейчас вытворяет ким тэхен своими скользкими вопросиками об эксклюзивном интервью. знакомые с начала проекта, недели три от силы, этот приставленный писака ни разу не позволил усомниться в себе, излагая мысли юнги на бумаге точь-в-точь не отличающиеся от реальности, за исключением редких моментов приукрашивания, потому что в журналистском деле не принято употреблять такие слова, как « пиздец », « иди нахуй » и прочее высокодуховное.

why not? юнги водит пальцами по экрану, пока меж аккуратно зажатая сигарета тлеет без дела: просматривает одного водителя поблизости за другим, выбирая среди колесных корыт с гвоздями. пиздец, это тебе не автомобили премиум-класса, на которых боссы лейблов развозят своих артистов. хотя кого это волнует? абсолютно плевать для человека, что всю жизнь отъездил в консервной банке именуемой общественным транспортом. наконец ребенок убера является на вызов и покорно ждет, когда агуст ди / ди-бой / рэп год [ псевдов много, насколько чсв хватит ] пригладит окончательно испорченные двенадцатичасовыми сменами и без того плохие нервы. садится вперед, не из любителей поговорить о хард лайф, поэтому только отречено и резко выдавливает из себя адрес трэп-хаты и глазами замирает на слепящих желтых огнях вдоль дороги.

музыку слышно на подъезде к дому, нараспашку открытый балкон, где тусуется человек пять, звонко чокаясь бокалами, идеально описывает характер вечеринки. одно юнги не ясно, — какого черта нарушается главное правило всех вписок, — никакого стекла. бросив нахально мятые купюры из заднего кармана новомодных скинни таксисту в лицо, рэпер в сопровождении нового друга минуют лестничные пролеты, ибо лифт опять задрочили местные мальчишки и на раздвижных дверях уже обыденная надпись « out of service ». зато входная дверь в квартиру более приветлива и даже не заперта, пропускает даму вперед и следом ныряет в пучину алкогольного безумия с мыслями о том, что по контуру входной не лишним было бы пройтись сварочным аппаратом, дабы оставить весь этот атрофированный адскими желаниями осколок общества заточенным навсегда. или всю ночь давать интервью ким тэхену? блять, что?!

— особо не набухивайся, не хочу тебя потом на своих плечах с шестого этажа спускать.

последнее наставление перед тем, как отпустить этого цыпленка на съедение местным шакалам.

сами усыпанные шрамами, они каждую ночь изнывают по чистой плоти.

и юнги, как верный хозяин своих псов, не мог оставить их голодными.

fetch.

ей мама говорила, что королевой быть совсем несложно. припудренная лоском девочка, которая от чужих взглядов становится еще краше, чудеснее. проблемы с чужих плеч смахивает одним вздохом из припухлых губ и награждает подданных королевским вниманием глаз цвета коры дубы – такие же непроницаемые. взмахом волос, выкрашенных в светло-русый, звездную пыль в чужие глаза пускает, обласкивает тихой улыбкой с ямочками на щеках. воздушная, окрыленная, перелетная. какая-то ненастоящая, пропавшая и потерянная.

там – соен десять, и она хорошая доченька, помощница родителей, печет блины и тихонько занимается у себя в комнате плетением фенечек из разноцветных, как мир в ее голове, ниток. мечтает, чтобы как в сказках: с принцем, с замком, с собственным бальным залом и конюшней, хотя лошадей боится панически. чтобы гладкие шелковистые волосы струили по спине, пока мама с особой заботой расчесывает свою принцессу, напевая тихо в унисон лесные песни белоснежки. и отец, с нескрываемой гордостью своей малышкой, обвивает ее тонкую шейку красивой золотой подвеской с маленьким камушком по середине. единственный ребенок, выкованный из ласки, внимания и семейных ужинов за большим столом. малышка на миллиард вон – гениальная, азартная, со своим маленьким кукольным миром в голове, где все играют по ее правилам, с желанием этот мир воплотит в жизнь. ведь для нее рукой подать – превратиться из мечтательницы в принцессу из royal family. даже голубых кровей не надо.

здесь – любимица учителей, красавица и паинька с огромными глазками оленьими, как ей можно поставить плохую отметку или отругать за шпаргалку? одноклассники толпами кишат вокруг в желании получить подробную консультацию по теореме виета, а затем – пригласить на свидание, кто первый, выстраивайтесь в очередь. окропить каждого своим вниманием, с подружками – ведь у королевы должна быть ее королевская свита – посовещаться, у кого из парней лучше шмот, бицепс и голос завораживающее. кастинг на того, кто заберет сердце ее величества и увезет его подальше от глаз простого люда, чтобы подарить по-настоящему сказочные впечатления. задачка сложнее, чем по физике, но соен круглая отличница по всем предметам и объектами, по всем факторам и стандартам, поэтому тыкает пальцем на капитана школьной команды по баскетболу и в довершение хлопает дверцей своего шкафчика – значит, выбор сделан, кандидаты смогут попытать свое счастье через месяц-другой, когда соен надоест играть с очередным вельможей, и она захочет чего-то более интересного, чем звезды, луна и розовые рассветы по утрам – этой деревенской романтикой ее больше не удивишь, повидали всякое. ее грабастают разные руки, но она умеет давать отпор слишком настойчивым – это ее игра, ее маленький волшебный мир, и королевский пост занимает она, поэтому на королевскую палубу корабля, который держит курс в море космический ощущений от рук и губ соен, девушка пускала единиц, а точнее – почти никого. ведь у игроков и ведущего разные цели – первые хотят дойти до босса, выиграть суперприз в виде обнаженной соен в их кровати, а ведущий хочет как можно сильнее запутать их – расставляет ловушки, придумывает отговорки, ставить спектакли истеричной драма-квин, находит тысячу причин для расставания и снова хлопает дверью – это всегда означает окончание. неделю наблюдает как жертва пытается понять свои ошибки, приносит горсть извинений и двухзначное количество роз, но соен тошнит от роз, от этих парней, от своей свиты и самой себя, но королевство без ее короны зачахнет, падет и отдастся первому же врагу в его неумелые руки. она такого допустить не может, поэтому снова оглаживает себя взглядом у зеркала и выходит в свет, неся за собой шлейф аромата черники, едкой ванили и гордости – ее придуманное в голове царство должно жить, пока живет королева.

вдали – мальчик с печальными глазами, уже не тащит рюкзак с такой тяжестью, потому что тяжесть портфеля – ничто, по сравнению с тяжестью, что на душе. он, возможно, впервые за всю историю царствования соен не поднимает на нее своих шоколадных глаз, проходя мимо, будто и не заметил ее великолепия сегодня. ни то чтобы соен это задевает, но селит в голове некое непонимание, и, когда за ней подъезжает ее новый бойфренд, она с прелестной улыбкой отказывается от поездки, и бежит в своих новых лоферах по грязным лужам за поникшим парнем. его плечи и голова осунулись, почти асфальта касаются, а соен не может пройти мимо униженных и оскорбленных в ее королевстве – ей нужно за каждым следить, иначе идеальный мир рухнет, а девушка не может допустить краха – слишком долго строила. она останавливает юношу, – на ее голос он внимание все-таки обращает, – и предлагает составить ему компанию до дома, даже не упрашивая понести ее сумку. она собственнически берет его под руку – обычный жест – и нагло залезает в душу, расспрашивая и пытаясь узнать, мол «что не так? что тебя не устраивает в моем королевстве?», но тот лишь отмахивается, потому что какое дело ее высочеству до его низменных проблем. «сону, если у тебя вдруг будут проблемы, я помогу тебе их решить, только скажи» – парень чуть улыбается, хрипит слова благодарности и целует ее в макушку, прежде чем зайти на свой участок. он стал таким высоким, и соен теряет над ним контроль – раньше за малым было удобнее следить, но, кто знает, что сону видит со своей высоты, когда смотрит на соен. она спит с этими мыслями, переваривая события последних дней, пытаясь понять, что расстроило сону. приходит к выводу, что голова сону всегда была потемками, и она не будет копать туда, куда он не хочет. наверняка это проблемы из-за нового учителя химии, вот и все. королевская задача решена, но почему-то слышен едва заметный стеклянный треск ее замка…

в один момент становится неважно, как там, здесь, тут, вдали, назад, где-то еще.

внутри – маленькая девочка с клеймом принцессы. замечталась настолько, что позабыла грань реальности и ее детских сказок. она хотела сидеть в своем замке, смотреть с высока на тех, кто внизу, раздавать им указы, советы, выслушивать о проблемах, россыпью своих блестящих глаз и белоснежной улыбки даровать всем счастливую жизнь до тех пор, пока они находятся в ее королевстве. закончился хлеб – ешьте пирожные. но оказалось, что это не ее королевство вообще. и что она – по сути та самая принцесса, запертая в башне и охраняемая злым драконом – своим окружением. и что ее мечта о принце – несбыточная байка мамы, и никакой принц не сможет подойти к ее замку и даже не захочет этого делать, ведь слишком высоко забралась соен, слишком заигралась и замечталась. и, может быть, думается ей, когда-то принц и был на ее горизонте, но она сама себе пустила эту ебаную звездную пыль в глаза, абсолютно не замечая ничего вокруг, а особенно то, во что она превращается: лицемерную, капризную, высокомерную королевскую особу, вокруг которой должна кипеть жизнь, но сама соен уже давно к этой жизни охладела. еще эти чертовы светлые волосы рапунцель – ей противно в себе все, от мала до велика. и нужна была эта сказка?

она бы хотела, чтобы кто-то в нее вдохнул жизнь, чтобы она почувствовала себя живой, настоящей, с ее настоящим громким смехом, с тупой улыбкой и черными волосами, которые постоянно остаются не расчесанными. но пока – она задыхается от едких слов, от жестких фраз и рассерженных глаз, от человека, который в очередной раз показывает ей жестокую реальность – соен ни королева, ни принцесса, а просто запутавшаяся, оставшаяся в том десятилетнем возрасте девочка, которая все еще верит в сказки. какая же чушь.

– сону, хватит! сону, пожалуйста, прекрати!

она наконец-то что-то чувствует: испуг, страх, панику. ее пульс бьется – она чувствует его тоже под тонкой кожей на запястье. она чувствует спертое дыхание, свои удивленные глаза, чувствует ответственность за то, что здесь сейчас происходит. соен пытается оттянуть сону от ее даже-не-парня, а просто друга, но этот мелкий мальчишка стал таким сильным, что без особых усилий отталкивает соен обратно к стене – это ее новая подружка. она думает, что пойти за ней – было большой ошибкой дживона. зачем он это сделал? зачем схватил сону? для чего вся эта потасовка? или это дуэль за сердце дамы… но где же брошенная перчатка? где секундант? где та самая дама, которая достойна этих поступков? очевидно, это не пьеса девятнадцатого века, не пушкин и дантес – мир стал жестче и страшнее, ведь последнее, что она видит, прежде чем быть затащенной в туалет, – кровь на лице дживона.

– ты, блять, агрессивный придурок! что с тобой не так?! – соен пребывает в неком шоке, пытается вырваться из хватки сону. да, она в большом потрясении от того, что увидела. в ее представлениях за королеву сражаются по-рыцарски, а не на кулаках. ну, прости, милая, это реальная жизнь. – зачем ты его избил? ты что хотел этим доказать, а? – она кричит и сама не слышит себя из-за своего же крика, а тем более – сону. она зла, но зла не так, как будто ей все равно, а как будто соен – их мать, и именно ее вызовут к директору за разборки. возможно, сону только внешне повзрослел, а на деле – такой же вспыльчивый и агрессивный мальчишка, который доказывает все силой своих рук. соен сама знает, что дживон не имеет никакого права на нее, ровно как и сону. она действительно ищет какого-то. не принца, но кого-то. с кем ей будет проще, обыкновеннее, с кем не придется копать глубоко, ведь она не любит анализировать, не любит сложных людей, не любит сложных чувств. а с сону всегда все было и будет сложно. и дело не в его детской привязанности или ее постозном характере, хотя и это тоже. страшнее становится, когда она наконец понимает всю ответственность за этого мальчика, за его поступки, за то, каким он стал. именно она понесет наказание, потому что мы в ответе за тех, кого приручили. и соен это сделала. соен нашла его, приютила, кормила сону с рук, давала внимание и гладила при каждом удобном случае, постелила ему самую мягкую и удобную постель, а потом сбежала, оставив его одного в постели и растерянности – а где хозяйка? она позорно бежала от обязательств их дружбы, а затем – от серьезности их чувств. искала, где лучше, где проще, где не нужно долго соображать, а встречаться, целоваться, бросать, искать новое. соен знает – с сону так бы не вышло… никогда.

– это прозвучит ужасно, но у меня не было выбора. я должна была убежать. я хотела. – ее голос становится возмутимо тихим, и ей не ясно, слышит ли вообще сону те слова, что она хочет сказать. – я запуталась. в этой всей липкой херне, в любовниках, в подружках, в отношениях с родителями. я не знала, чего я хочу от самой себя. для чего я тут? – она мысленно бьет себя по щекам, чтобы не растечься тут, как дуре, перед человеком, для которого эта отмазка кажется глупее всего на свете. – эти парни, они все хотели затащить меня в койку, и знаешь? я рада, что они хотели именно этого. потому что высокие чувства – не для меня. я не умею с ними обращаться – я умею их только топтать, думаю… думаю, тебе этого не нужно объяснять. – в один момент горечь вины подступает комком к горлу, и она чувствует влагу в уголках глаз. – я могла бы остаться. могла бы быть с тобой, как ты и хотел, но ты даже не представляешь, что было бы. я… да, я и так растоптала тебя, но, будь мы вместе, все произошло бы более грубее, острее… чувственнее. я бы убила в твоей голове все светлые воспоминания обо мне, – в ее кислотном характере сону сварил бы все свои чувства, – и мы исчезли бы из жизней друг друга навсегда. я не хотела этого, не хотела испытывать судьбы – цена слишком велика.

девушка, названная королева, а теперь – маленькая потерянная девочка, прячет лицо, она не хочет видеть реакцию сону. не хочет знать, как он воспринимает ее слова, потому что страшно. – тем своим поступком я хотела оставить след в твоей жизни. хотя бы эфемерно остаться в твоей жизни, потому что иначе я не осталась бы там вообще. мне нужно было, чтобы ты ощущал, что я была чем-то прекрасным, ведь… – поэтому она не любит серьезные разговоры – они заставляют ее почувствовать, – только ты считал меня действительно такой. почему мне это было так важно… – соен наконец-то поднимает голову, но смотрит куда-то в сторону двери, за спину сону, чтобы проморгать те слезы какого-то позднего, непонятного сожаления. и, скорее всего, сейчас ее драматичная тирада не значит ничего по сравнению с ее поступками, но с каждым словом, сказанным вслух, она чувствует, как с плеч падает груз многолетнего терзания. ее фразы звучат так бессвязно, ей надо бы было подготовиться перед этим откровением, пару раз проговорить речь перед зеркалом, но проблемы соен всегда прижимают ее к стене слишком резко и неожиданно.

– любила ли я тебя? – пауза незнания и подбирания слов. – ты для меня был чем-то сокровенным, очевидно каким-то недосягаемым. у тебя было какое-то совершенно уникальное отношение к жизни, ко мне, – ей все еще не хватает смелости заглянуть сону в глаза, – я не знаю, какие чувства к тебе испытывала, но ты был самым близким мне человеком. даже спустя много-много лет после наших каменных замков и плавательных забегов на семейном отдыхе, я знала, что на соседнем участке живет мальчик, который всегда меня примет и пожалеет, в глазах которого я всегда буду сиять. – соен хмурит брови и не понимает, как ей передать всю палитру тех эмоций. она как будто снова возвращается в детство... – я понимаю, это глупо, но я боялась тебя… запачкать? уронить на тебя свою тень, понимаешь? думаю, я делала этого бессознательно, желая тебя защитить от себя. – в ее голове рисуются те же воздушные замки, о которых она мечтала, будучи совсем ребенком, но эти замки снесло одним дуновением, и вот она одна, как на смертном одре, стоит перед свои господом-палачом. – прости, что все испортила. наверное… наверное, мне действительно не стоило возвращаться в этом ебаный тэгу.

соен хотела уже протянуть свои руки к сону, чтобы напоследок обнять его за крепкую шею, сказать что-то успокаивающее, но в последний момент она останавливает себя и, будто так и надо, вместо крепких объятий поправляет свои волосы – и это самое точное описание их отношений. но у чон еще есть дело с разбитым лицом дживона – она ведь не может его оставить, а еще суджин скоро придет домой и узнает, что соен вновь украла ее кофту, так теперь она еще и частично в крови. она в спешке избегает рук сону, который уже не так крепко ее держит, и выходит из туалета, а затем и из баскетбольного зала, направляясь в сторону парковки, чтобы найти дживона.

на улице соен наконец-то может вздохнуть, привести стук сердца и слезящиеся глаза в порядок. ее ничего из этого не задевает, нет. но почему-то даже здесь она чувствует запах сону, а перед глазами – его злое, убийственно холодное лицо.

jeon soyeon ^(g)i-dle

19 у.о. • студент журфака • hot girl bummer

мы разбились друг о друга, нас с тобой не починить